Земля белых облаков - Страница 203

203

— Мальчику ничего нельзя сказать, — продолжал Рети. — Работники на ферме его не любят, а маори в открытую ненавидят. Но мистер Джеральд не обращает на это никакого внимания. Контроль над стрижкой овец! В двенадцать лет!

Гвинейра слышала то же самое от стригалей, которых возмущало несправедливое обращение. В стремлении показать свою важность и выиграть традиционную борьбу между сараями для стрижки Пол насчитывал большее количество постриженных овец, чем это было в действительности. Вначале стригали не обращали на его «просчеты» внимания и даже радовались, так как им платили за количество постриженных животных. Но когда выяснялось, что количество шерсти не соответствует записям Пола, Джеральд приходил в ярость и вымещал злобу на работниках. Другие же стригали жаловались на то, что соревнование подвергалось открытому манипулированию, из-за чего премии распределялись несправедливо. Все это превращалось в ужасную неразбериху, и в конце концов Гвин пришлось заплатить работникам намного большую зарплату, чтобы в следующем году хотя бы кто-то согласился вернуться к стрижке овец.

Гвинейра была сыта по горло выходками Пола. Больше всего ей хотелось отправить его на пару лет в Англию или хотя бы отослать в интернат в Данидине. Но Джеральд ничего не хотел об этом слышать, и поэтому Гвинейра поступала так, как привыкла поступать еще с момента рождения сына: она просто игнорировала его.

Теперь, оказавшись в зале суда, Пол, слава богу, вел себя тихо. Он подслушивал беседу между Джеральдом и Сайдблоссомом, а также ловил холодные замечания других «овечьих баронов» из Отаго. Зал быстро наполнился людьми, и Гвин жестом позвала к себе Рети, который одним из последних втиснулся в помещение. По пути у него возникло несколько преград — некоторые pakehaне хотели уступать место маори, — но упоминание имени Гринвуд, как всегда, срабатывало для Рети положительно.

Наконец часы пробили десять раз, и с точностью до минуты почтенный судья сэр Джастин Стивен вошел в зал и объявил заседание открытым. Большинство присутствующих заинтересовались происходящим только после того, когда в помещение завели обвиняемого. Появление Джеймса МакКензи вызвало настоящую бурю проклятий и радостных возгласов. Сам же Джеймс ни на что не реагировал, держал голову опущенной и, казалось, оживился лишь тогда, когда заметил, что судья разрешил присутствовать в зале простым людям.

Гвинейра следила за Джеймсом, поглядывая на него из-за спины крупного фермера, который уселся перед ней. К сожалению, в отличие от Джеральда и Пола, она оказалась не на самом удачном месте, поскольку ей пришлось сесть как можно дальше от Сайдблоссома. Джеймс МакКензи увидел ее, когда уселся рядом со своим унылым государственным защитником.

Гвинейра уже много дней задавалась вопросом, что она почувствует при этой встрече с Джеймсом? Сможет ли она вообще узнать его и увидеть в МакКензи то, что... Да, а что именно?.. Впечатлила бы ее эта встреча? Поразила? Что бы там ни было, прошло двенадцать лет. Возможно, ее волнение было излишним. Возможно, он окажется для нее совершенно чужим человеком, которого она даже не сможет узнать, встретив на улице.

Но уже первый взгляд на высокого мужчину на скамье подсудимых принес ей облегчение. Джеймс МакКензи едва ли изменился за прошедшие годы. По крайней мере Гвинейре он показался тем же Джеймсом. После рисунков, увиденных в газете, в которой сообщалось о его поимке, Гвин рассчитывала увидеть бородатого дикаря, но МакКензи был гладко выбрит и прилично одет. Как и прежде, он был высоким и стройным, а игра мускулов под слегка изношенной белой рубашкой выдавала его настоящую силу. Лицо Джеймса загорело, кроме тех мест, которые раньше были прикрыты бородой. Его губы были плотно сжаты — Гвинейра решила, что он переживает, ожидая результатов судебного процесса. Она и раньше довольно часто видела то же самое выражение лица, такой же взгляд... Ничего, абсолютно ничего не поменялось в его смелом взгляде. Конечно, Джеймс смотрел теперь не с легкой насмешкой, а с напряжением и, может быть, страхом, но морщинки в уголках его глаз по-прежнему свидетельствовали о том, что он любил посмеяться. В целом МакКензи производил впечатление более серьезного и зрелого мужчины. Гвинейра узнала его с первого взгляда. О да, конечно, она узнала бы его среди всех мужчин Южного острова, если не всего мира.

— Джеймс МакКензи!

— Ваша честь?

Гвинейра узнала также его голос. Этот теплый голос, который мог звучать очень нежно, но и уверенно, даже сурово, когда Джеймс отдавал приказы своим работникам или овчаркам.

— Мистер МакКензи, вы обвиняетесь в том, что в окрестностях Кентербери, а также вокруг Отаго многократно крали скот в больших количествах. Вы признаете себя виновным?

МакКензи пожал плечами.

— В окрестностях много чего крадут. Я не знаю, что касается меня...

Судья вздохнул.

— Почтенные джентльмены говорят, что вас встретили в верховьях озера Варнака с отарой краденых овец. Вы признаетесь хотя бы в этом?

Джеймс МакКензи снова повел плечом.

— На свете много МакКензи. На свете много овец!

Гвинейра чуть не засмеялась, но затем подумала, что своим поведением Джеймс мог довести почтенного судью Стивена до белого каления. При этом врать было совершенно бессмысленно. На лице МакКензи все еще имелись следы недавней драки с Сайдблоссомом. Впрочем, Джон, в свою очередь, тоже не остался без синяков. Гвин ощутила своеобразное удовлетворение от осознания того факта, что Сайдблоссому досталось намного больше.

203